Написала известная анми Анна Воронцова (она же Швеллер).
Этот фик - подарок Акире. Как-то Голубой Пушистик после того, как я выразила восторги по поводу ее фанфика (ну, "Белая книга безумия"), меня спросила, а не собираюсь ли я писать фанфик по WК, я, конечно, не собиралась, но вот почему-то стала думать об этом. Думала-думала, и вот что надумала. Не знаю, вышло ли что-то путное, если учесть, что этот сериал я не видела . Так что, если что, все на совести Акиры . Название: Два Креста Fandom: Weiss Kreuz Рейтинг: yaoi, NC-17 Pairing: Фарфарелло/Кен, Айя/Кен Warning: some violence Summary: Фарфарелло кардинально меняет свои взгляды на жизнь и ищет новую цель, которой оказывает Кен, всецело поглощенный своей личной жизнью...
Обнаженный свет луны купался в темноте облаков. Холодный ее блеск так напоминал серебристое сияние стали ножа, что это привело в Фарфарелло в возбужденное состояние. Он не очень-то ждал, что сегодняшняя затея после принятого решения принесет ему прежнее удовлетворение и радость, но теперь понял, что все будет сладко и приятно, последний раз будет самым острым по восприятию. Но он будет последним, так уж он решил...
Шулдих окинул заинтересованным взглядом темный фасад католической церкви, от резного портала до креста на вершине башни, потом усмехнулся и посмотрел на Фарфарелло.
-Ну что, идем?
Немигающий взор ирландца тоже окинул сначала церковь, а потом друга, как будто в последний раз все взвешивая, но потом решительно кивнул:
-Да, идем.
Две фигуры выскользнули из машины и быстро поднялись, громыхая, по ступенькам церкви. Шулдих с драматичным эффектом пинком распахнул резные створки дверей, впуская внутрь ночной ветер. Они решительно зашагали по длинному нефу вдоль рядов скамеек. У чаши со святой водой Шульдих остановился, окунув в нее руки, ополоснул лицо и усмехнулся. Этот, такой богохульственный, но вместе с тем чувственно-изящный поступок понравился Фарфарелло. Он улыбнулся, понимая, что сейчас у него нет никаких сомнений, а одна только решимость.
-Священник здесь? - спросил Фарфарелло.
Его лицо казалось призрачным абрисом в неровном тусклом освещении. Рыжеволосый убийца усмехнулся, кивнув подбородком куда-то в глубину темноты.
-Он там, сейчас я его позову, а ты пока займи свое место.
Жуткая ухмылка растянула шрам на губах Фарфарелло.
-Я вполне готов.
Он направился к исповедальне и решительно занял кабинку священника, скользнув туда за миг до того, как услышал притворный голос Шулдиха, умоляющий:
-Прошу вас, святой отец, мне просто необходимо исповедаться. Я такой грешник, и это гложет меня...
"Да, ты такой грешник, Шу", - усмехнулся Фарфарелло.
"Ну, еще бы, - раздался в его мыслях насмешливый голос немца, - и мне это чертовски нравится..."
-Хорошо, хорошо, сын мой, - раздался совсем молодой взволнованный голос, - прошу вас, зайдите в кабинку, я должен надеть облачение...
-Ну что вы, отец мой, - убедительно сказал Шулдих, - это не имеет значения.
-Да? Ну хорошо... - в юном голосе служителя церкви слышалась робость.
За деревянной решеткой с мелкими ячейками возникла, ослепительно сверкнув, рыжая голова Шульдиха, который залез в соседнюю кабинку. Фарфарелло подмигнул ему, и тут же в маленькое пространство исповедальни торопливо скользнул священник. Он оказался еще более молодым и растерянным, чем по голосу представлял себе Фарфарелло. Должно быть только-только окончил семинарию и получил приход, и вот теперь... Даже жалко его...
"Что это у тебя, приступ милосердия, Фарфи?" - насмешливо прозвучал в сознании ирландца голос Шулдиха.
-Кто вы? - с испугом выдохнул священник, натолкнувшись на странную фигуру, сидящую на его месте, - что вы здесь делаете?
Фарфарелло холодно посмотрел на него, сверкнув единственным зловещим глазом.
-Нераскаявшийся грешник, - проронил Фарфарелло, встав со скамейки.
"Очень эффектно, Фарф", - мысленно засмеялся Шулдих.
"Заткнись", - огрызнулся он.
"Но я бы придумал более впечатляющую речь..."
Во время этого мысленного диалога Фарфарелло надвинулся грозной тенью на сжавшегося священника, который недвижно припал спиной к двери, вместо того, чтобы убежать. Его лицо превратилось в алебастровую маску ужаса, когда перед ним возникло лезвие огромного зазубренного ножа.
-А, - слабо пискнул священник, и все его запасы воздуха в легких иссякли в этой бесплодной попытке закричать.
-Тшш, - прошипел Фарфарелло, облизнув нож, - кричать бесполезно, никто не услышит...
Глаза священника метнулись к соседней кабинке, где сидел другой несостоявшийся кающийся грешник. Шулдих довольно посмеивался.
-Да, помощи ждать неоткуда, отец мой, - сказал он весело.
-Чего вы хотите? - безнадежно прошептал священник.
Его распахнутые диким страхом и отчаянием глаза видели перед собой ужасного вида молодого человека с непонятными намерениями, сверкавшими в единственном глазе и на кончике широкого лезвия, которое мерцало прямо перед лицом священника.
Фарфарелло не стал отвечать. С силой схватив молодого священнослужителя за плечо, он зашвырнул его грудью на лавку, придавил спину коленом и рывком задрал сутану до лопаток. Священник от ужаса молчал, вдавливаясь щекой в дерево сиденья, ощущая дрожащим телом, как по коже, едва касаясь, порхает нож, распарывая его штаны, рубаху.
-Нет, нет, о Боже, нет, - пробормотал он, начиная понимать неотвратимость того, что надвигалось, - прошу вас, не делайте этого...
-Заткнись, - рявкнул Фарфарелло, резким движением распахивая ремень и спуская свои штаны до колен.
Его рука больно вцепилась в тонкое бедро молодого священника, чтобы порывисто дернуть его вперед и единым движением насадить на себя...
Шулдих довольно улыбался, наслаждаясь болезненными стонами священника, его бессилием и ужасом, охватившим его разум, как черное облако с кровавыми прожилками, пока Фарфарелло методично и жестоко трахал его, прижимая лезвие плашмя к голой спине, так что при каждом толчке оно глубже впивалось в кожу, проливая алую кровь. От ее вида в глазах Фарфарелло мутилось, и именно кровь, ее запах, ее блеск и густота вызывали в нем острое наслаждение, а не безвольно-податливое тело, которым он овладевал. Она казалась грязью, той мерзостной грязью, куда он погружал этого непорочного юношу и опускался сам...
"О да, Фарфи. Черт, как хорошо! ", - удовлетворенно звучал в его голове голос Шулдиха, который поглощал его ощущения, наслаждаясь ими, как своими собственными.
Кровь стекала по спине священника, по его ногам, по ногам Фарфарелло, и ее прикосновение ласкало, как самый нежный, самый пьянящий любовник, вызывая жгучую, истинную страсть первородного греха, наслаждение от осквернения, от того, что он втаптывал в грязь это чистое, невинно тело, не знающее греха... Апогей этих мыслей вызвал мощнейший оргазм, содрогнувший тело ирландца. Шулдих впитал все до капли его ощущения, получив волну глубокого удовлетворения, сам он не кончил, но и не нуждался в этом. Заряд мысленного удовольствия был даже сильнее, чем физического.
Испустив хриплый стон, Фарфарелло выпустил, бросив на лавку, свою потрясенную и сломленную жертву. Лицо юноши было покрыто слезами, в глазах - острое потрясение и глубокая боль. Он еще не совсем осознавал, что с ним произошло, все тело и разум застыли от шока.
Открылась дверца и внутрь всунулась довольная мордочка Шулдиха, он увидел, как одной рукой Фарфарелло застегивается, а другой поднес нож ко рту, тщательно слизывая кровь.
-Ты его разве не убьешь? - удивился Шулдих, кивая на всхлипывающее тело.
-О нет, - с удовольствием улыбнулся Фарфарелло, - это было бы слишком просто.
На лице Шулдиха отразилось недоумение.
-Убей я его, он станет мучеником, - разъяснил ирландец, - и этим искупится его позор. Нет, его боль будет куда более сильной, его позор будет жечь его всю жизнь, а он ничего не сможет с этим сделать, не сможет покончить со своим жалким существованием, ведь это еще более страшный грех. Ему придется теперь жить с этим ощущением оскверненности, а это куда более жестокая пытка.
-Ты гений, Фарфи, жестокий гений! - восхитился Шулдих.
Он притянул Фарфарелло к себе за затылок и жадно поцеловал, поглощая вкус крови на языке друга.
-Пошли отсюда, - проронил ирландец, отстранясь и бросая последний взгляд на свою хнычущую жертву.
-Эй, постой, постой, - запротестовал Шулдих, - я тоже хочу его трахнуть.
-Ладно, - коротко согласился Фарфарелло, они привалился спиной к стене, довольно зажмурился и стал наблюдать...
В машине Шулдих удовлетворенно закурил. Они никуда не ехали, просто сидели, наслаждаясь своими ощущениями и тишиной ночи. Ветер влетал в открытые окна, ероша короткие белые волосы Фарфарелло и длинные рыжие лохмы Шулдиха.
-Я решил, что это последнее наше богохульное похождение, - внезапно прорвав тишину, твердо и холодно обронил Фарф, глядя на темный фасад церкви.
-Что? - изумился Шулдих, - как? Никаких больше осквернений? Ты больше не собираешься причинять боль Богу?
-Только на заданиях Шварц. В другое время - нет. Все это не имеет больше смысла для меня...
-Но почему? - все больше удивлялся Шулдих, - что случилось? Почему ты переменил свои взгляды?
-Я много думал об этом, и понял, что ты был прав - Бога так же мало трогают как молитвы, так и святотатства.
-Ну, наконец-то ты это понял, я всегда этого говорил, что ему на все плевать, - усмехнулся Шулдих, - но все же зачем все прекращать, ведь это весело? Разве нет?
Лицо Фарфарелло было непроницаемо, а его мысли... Они всегда казались Шулдиху недостаточно четкими, и сейчас явились каким-то серым пятном противоречий, сомнений.
-Нет, это вовсе не весело. Ты же знаешь, у меня всегда была цель, к исполнению которой я стремился, но теперь она мне кажется бессмысленной. Ты был прав... - опять произнес Фарфарелло.
Да, раньше была цель, как можно больше боли доставить Богу, чтобы он содрогнулся, задохнулся от слез при виде его злодеяний... Шулдих всегда довольно скептически относился к религиозности Фарфи... довольно странной религиозности. Сам он считал Бога равнодушным сукиным сыном, которому плевать на этот жалкий мир и на все деяния людей, как добрые, так и злодейские. Это невольно подтачивало свою собственную непоколебимую веру Фарфарелло. Брэд, он практичный американец, для него есть только один бог - деньги... Наги,... ну, если и есть у него какие-то религиозные взгляды, то свои. Невольно Фарфарелло поддавался скептическому влиянию Шулдиха. Вся его жизнь всегда заключалась в противостоянии с Богом. Бросая ему вызов своими святотатствами и злодеяниями, он как бы заявлял - "вот Ты Бог, а вот я Фарфарелло, Твое дитя, Твой враг, и каждое мое деяние направлено на то, чтобы унизить Тебя, чтобы доказать, что Ты никто для меня, я не боюсь Тебя, я сильный. Давай, яви свою мощь, покажи силу, накажи меня, ведь я натворил столько зла..." Бросить вызов Богу - в этом смысл его существования, унизить Его, запятнать своими грехами... Но Бог молчал, словно ему было все равно, и тогда Фарфарелло опускался в еще более мерзкую и тяжкую пучину греха, оскверняя себя и тем самым Бога. Да, он хотел растоптать и Бога и все Его творения, доказать Ему свою силу... Но Бог молчал, Богу было все равно... равнодушный лицемерный сукин сын... Ему плевать на своих детей... И это убивало Фарфа, но еще больше то, что оскверняя Бога, он хотел возвысить и утвердить себя, а получалось, что с каждый разом он только терял еще больше. В его противостоянии с Богом получалось совсем не то, чего он желал - он невольно, заняв Им все свои помыслы, выдвигал Бога на первое место, выходило, что Бог стал главным для него, единым средоточием всех его мыслей и поступков... Нет, Фарфарелло не желал этого.
-... пора сделать что-то для себя, - говорил он Шулдиху.
Тот внимательно слушал. Он всегда слушал Фарфарелло, потому что они были друзьями. Он всегда пытался развеять заблуждения Фарфи насчет Бога, и вот, похоже, что ему это удалось.
-И что ты намерен делать?
-Да, я хочу сделать что-то для себя, что-то важное, я займусь своей собственной жизнью, - продолжал Фарф, захваченный своими мыслями, даже не слушая Шулдиха, - и я возвышусь через любовь, - фанатично сверкая глазом возвестил он.
-Любовь? - вытаращил глаза Шулдих.
-Да, я знаю, что я фанатичный маньяк-извращенец, одержимый идеей причинить Богу боль...Да, Бог - есть любовь, но у меня будет своя собственная любовь, которую я создам себе сам, а не благодаря Ему. Нет, Он мне вовсе не нужен, я сам всего добьюсь. У меня всегда есть цель, и теперь эта цель - он, Кен... Я хочу сделать его своим... он станет смыслом моей жизни, его любовь ко мне. Это заполнит мою жизнь, станет ее истинным смыслом... - опять повторил он, - а не лживая любовь Бога...
Шулдих слушал и не верил, ему впервые казалось, что Фарф спятил. Он никогда, как все остальные, не считал Фарфарелло сумасшедшим, ну по крайней мере, не более чем другие, да и кого можно было назвать нормальным - его? Брэда? Наги? Или кого-то из Вайс? Нет, все они не менее безумны, чем Фарф. А его маска психа - всего лишь способ, позволяющий спрятаться и сбежать от внешнего мира. Нет, все его безумства о Боге, боль, кровь, все это казалось Шу вполне нормальным, он сам любил подобные садистские забавы, в которых стал наперсником Фарфарелло. И вот теперь что-то происходит с его другом, от чего тот кардинально меняет свое мировоззрение и систему ценностей. Он резко лишил Бога своей многолетней горячей "привязанности" и теперь решил перенести всю страсть своей необузданной натуры на этого мальчишку...
-Зачем он тебе нужен? - спросил Шу.
-Я люблю его, - просто ответил Фарфарелло, - и я хочу, чтобы Кен полюбил меня.
Шулдих ничего не понимал. Казалось, что Фарфарелло и любовь не совместимы, по крайней мере, немец не мог себе этого представить.
-Слушай, я тоже был бы не прочь трахнуть кого-нибудь из Вайсс, но влюбляться... это уж чересчур, - скептически произнес Шулдих.
Фарфарелло молчал...
Возможно, Кен - это всего лишь абстрактный образ, воплотившийся для него в реального человека, символ того нового, к чему он теперь стремится. Людям свойственно менять свои взгляды... Но почему именно этот парень, Хидака? Что в нем такого? Шулдих был уверен, что сама личность этого белого охотника не так важна для Фарфарелло, это просто образ, который вонзился в разум ирландца, и тот теперь в него вцепился со всей ярой фанатичностью маньяка, которую прежде направлял на Бога...
Да, кажется теперь Шулдих вспоминал тот момент, когда с его приятелем начали происходить эти изменения - несколько недель назад. Была очередная стычка с Вайсс, и Хидака ранил в схватке Фарфарелло своими когтями. Телепат запомнил то ощущение пронзительного острого удовольствия-боли, которое испытал в тот момент Фарфарелло, а Шулдих перехватил от него. Эти когти отравили его друга ядом - ядом наслаждения, и с тех пор ирландец всегда выделял Кена из всех. И вот теперь, когда ему осточертело донимать Бога, и он упрямо решил, что ему просто необходимо завоевать чью-то любовь, он обратил свое внимание именно на Хидаку. Еще одна одержимость, ничуть не лучше и не хуже прежней, решил Шулдих.
-Ты ведь не будешь мне мешать? - Фарфарелло с надеждой взглянул на Шулдиха.
Тот усмехнулся.
-Нет, конечно, зачем мне это. Но только мне кажется, ничего у тебя не выйдет.
-Вот увидишь, - с мрачной уверенностью пообещал Фарфи, в его голосе слышалась абсолютная убежденность.
-Он только и думает, что о своем отморозке-лидере, а у того встает только на свой длинный самурайский меч... У тебя нет шансов, Фарф... - сочувственно произнес немец.
-Увидишь, - твердо пообещал беловолосый убийца.
Жалобным взглядом Кен проводил Айю, поднимавшегося наверх. Их лидер был сегодня не в духе, чем вызвал приступ отчаяния Кена, который так хотел угодить Айе, но получил в награду только ледяной равнодушный взгляд. Он так заботливо готовил чай, а Айя даже не взглянул на него, не то, чтобы попробовать. Только сказал раздраженно, чтобы Кен не путался под ногами.
Оми и Йоджи сочувственно посмотрели на сконфуженного Кена, но их лица выражали беспомощность, так как ничем помочь своему товарищу они не могли. Тот почувствовал, как от этого в глазах появляются слезы, а руки, держащие маленький поднос с чайной чашкой, дрожат.
Кен уже давно перестал скрывать свои чувства к их красноволосому лидеру, красивому, сильному и холодному, это было трудно, потому что при виде Айи у Кена всякий раз лицо светилось восторгом. Нет, ни от кого ничего не возможно было скрыть, тогда Кен перестал даже стараться это делать. Напротив, он делал все, чтобы привлечь внимание Айи, угодить ему. На заданиях это было не сложно - Кен был отличным профессионалом и никогда не подводил их группу, однако за это нечего было ждать от Айи какой-то особой похвалы, ведь они просто делали свое дело. Но вот какие-то иные знаки внимания от Кена Айя не принимал, либо отчитывая Кена за неуклюжесть, либо просто встречая его ледяным взглядом и молчанием, что было еще хуже. Кен всякий раз погружался в состояние глубокой депрессии и отчаяния, видя всю бесплодность своих попыток угодить Айе, понравится ему, услышать хоть одно благодарное слово. Но потом Кен вновь воодушевлялся, словно неудачи его не трогали, и опять старался для Айи.
Кен невыразительно посмотрел на своих товарищей, сидящих на диване. Оми почувствовал себя неуютно, ему было очень жаль Кена, и он словно бы ощущал вину за то, что ничем не может ему помочь.
-Ладно, я уже пойду спать, - сказал юноша, - спокойной ночи, Йоджи-кун, спокойной ночи, Кен-кун.
-Спокойной ночи, - рассеянно отозвался Йоджи.
Кен промолчал, тупо уставившись на чашку остывшего чая, что он держал в руках. Йоджи дождался ухода Оми, закурил, потом похлопал по дивану рядом с собой.
-Кен, сядь, давай поговорим.
Тот равнодушно подчинился. Он сел, все еще держа в руках поднос с чаем.
-Да убери ты это, - раздраженно произнес Йоджи, убирая чайный прибор из рук Кена и поставив его на столик, - что ты делаешь, Кен?
-А? - Кен удивленно взглянул на старшего товарища, - что? Ты о чем?
-Об этом, - Йоджи указал сигаретой на чай, - ты из кожи вон лезешь, чтобы угодить Айе, чтобы он заметил тебя. Зачем? Неужели ты не видишь, что ему плевать на все твои старания.
-Ты же знаешь, - смутился Кен.
-Знаю что? Что ты в него влюблен?
Кен покраснел.
-Да, знаю, и об этом хочу поговорить, - Йоджи затянулся, потом произнес задумчиво, - брось это дело, Кен, говорю тебе по-хорошему. Даю тебе, так сказать, дружеский совет. Это бесполезно. До Айи невозможно достучаться. Ты же видишь, какой он. Все, что его волнует - его собственная боль и его собственная борьба. Он мстит за сестру, но этот только причина, на самом деле он ведет свою собственную войну...
Кен изумленно смотрел на Йоджи, впервые тот говорил с ним так серьезно.
-Да-да, Кен, как и все мы. Мы ведь не нормальные люди, но по крайней мере пытаемся выглядеть ими, натягиваем маску более или менее обычных людей. А Айя этого и не пытается сделать. Это его не интересует. Его ничего не интересует.
-Я в это не верю, - возразил Кен, глядя на свои сжатые пальцы, - я чувствую, что в глубине души он...
-Нежный и ранимый? - усмехнулся Йоджи, - да нет же, Кен, нет. Он и там такой же жестокий и бесчувственный, уж поверь. Я знаю его лучше, чем ты. Я не думаю, что тебе нужна близость с ним. Он причинит тебе только боль, но не даст ничего другого, до Айи просто невозможно достучаться, от него просто бессмысленно ждать тепла. Он отдал все свои чувства в жертву мести...
-Откуда ты все это знаешь про него? - недоверчиво спросил Кен.
-Знаю и все.
Кен с изумлением посмотрел на старшего члена Вайсс.
-Ты... ты был с ним?...
-Ну да, мы были любовниками, если можно так это назвать, просто несколько раз спали вместе. И я и Айя взрослые люди со своими физическими потребностями... Да-да, они есть даже у Айи. Но он жестокий любовник, властный, он требует подчинения, он ломает, не физически, а морально... Я не знаю, как это объяснить. Я тоже сильный, но выдержать Айю, нет, это не для меня. К тому же, для секса я могу найти себе кучу доступных цыпочек, это проще, меньше головной боли, - он сочувственно взглянул на притихшего Кена, - все, что ты можешь получить от Айи, это постель, и далеко не самую лучшую. Я тебе говорю, что это будет ужасно, это тебя сломает.
Кен молчал.
-Но ведь тебе нужно что-то иное, что-то большее, - проговорил Йоджи, затушив сигарету в пепельнице, - тебе нужны чувства. Чувства от Айи... Лучше забудь об этом Кен, забудь раз и навсегда и не мучайся.
Кен как-то подобрался, на его лице появилась решимость вместо прежней беспомощности, он смело взглянул Йоджи в глаза и произнес:
-Я благодарен тебе, что ты обо мне беспокоился и даже пытался предупредить. Но я не отступлюсь от своего. Я уверен, что Айя не такой, каким хочет казаться. Он просто очень одинок и никому не доверят. Но я просто убежден, что ему так же хочется близости и тепла.
Эта смелое заявление Кена заставило Йоджи нахмурится.
-Ну ладно, как хочешь, - он развел руками, - я тебя предупредил, а теперь все, умываю руки.
Гибкая фигура Йоджи резко поднялась с дивана, и он быстрыми шагами направился к выходу, очевидно для новых своих любовных похождений. Кен продолжал сидеть на диване. Он потянулся к чашке и отхлебнул совсем уже остывший чай. Слова Йоджи не выходили у него из головы, притом не те слова о жестокости и бесчувственности Айи, а о том, что они с Йоджи были любовниками. Его сжигала ревность. Как так, Айя был с Йоджи, так почему же не может быть с ним? Пусть ради постели, пусть. Кен на все согласен. Он будет любить Айю за двоих, и быть может, однажды он сможет пробудить ответное чувство в их лидере. Ведь если у Айи есть потребности в сексе, это значит, что у него есть и другие человеческие потребности в понимании, простом тепле, уюте, душевной близости. Кен был просто убежден в этом. Если б только Йоджи знал, что его предупреждение возымеет совершенно противоположный эффект, и вместо того, чтобы отбить у Кена охоту обратить на себя внимание Айи, он только еще больше воодушевил его.
Кен пригнулся к полу, когда от взрыва куски стен полетели во все стороны, он прикрыл голову руками.
"Чертовы Шварц, - злобно подумал он, - вечно они все испортят..."
Миссия была почти завершена, так нет же, появились их конкуренты, подложили кругом взрывчатки, и теперь приходится выбираться из рушащегося на глазах здания. Кен не боялся за себя, но его охватило беспокойство за остальных, особенно за Айю. Хотя, конечно это глупо, уж Айя-то сумеет за себя постоять. Но с этим беспокойством он ничего не мог поделать.
Кен вглядывался в темноту длинного коридора этого огромного здания. От клубов пыли ничего нельзя было разобрать. Где-то отдаленно слышались выстрелы, грохот, что-то похожее на голоса...
-Где же остальные? - одними губами прошептал Кен.
Сердце ныло от беспокойства. А что если кто-то погиб? Что если это ловушка, и им не выбраться? Нет, так просто не могло быть.
Чутье убийцы подсказало Кену, что за ним следят. Он обернулся и обвел взглядом оставшийся позади коридор, полуразрушенные стены кабинетов - здесь кто-то мог спрятаться... Кен беспокойно пошел назад, двигаясь медленно, с большой осторожностью, ощущение, что за ним наблюдают, не уходило.
Он вздрогнул от неожиданности и обернулся, когда кто-то появился позади него - вот так резко и внезапно. Мурашки побежали по коже Кена, когда он увидел один сверкающий глаз и лезвие ножа, подрагивающее у бледных, перетянутых шрамом, губ.
Фарфарелло! Псих... этого Кен никак не ожидал, встретиться с этим ужасным типом один на один.
-Привет, Кен, - добродушно улыбнулся Фарфарелло.
Кен угрожающе выставил перчатку с когтями. Фарфарелло хрипло рассмеялся, распахнул кожаную безрукавку и показал четыре параллельных шрама на боку.
-Да-да, я помню.
Глаза Кена сузились, он замахнулся, желая как можно глубже задеть Фарфарелло, но тот, засмеявшись, ловко отскочил, мгновенно оказавшись позади Кена, завернул руку со смертоносными когтями за спину.
-Вот ты и попался, малыш Кен, - в ухо ему горячо зашептал вкрадчивый голос, потом теплый язык коснулся мочки.
Кен дернулся в отвращении, но не смог вырваться из лап сумасшедшего ирландца.
-Прости, Кен, - как-то жалобно произнес Фарфарелло, и силой ударил его по голове тяжелой рукояткой ножа.
Кен мешком свалился у его ног, Фарфарелло под мышки подхватил бесчувственно тело и потащил куда-то вглубь коридора. На его лице застыло выражение удовлетворенной радости, а единственный желтый глаз хищно сверкал.
-...Мы не можем уйти без Хидаки, - возражал Йоджи.
-Нам надо убираться, - холодно произнес Айя, сузив глаза.
-Послушай, Фудзимия, это не дело... надо вернуться за Кеном.
-Заткнись, Кудо, он сам виноват, он облажался. Мы не можем потерпеть крах из-за его ошибки.
Оми с надеждой посмотрел на Йоджи, тот отчаянно помотал головой. Они последовали за Айей, который быстрой тенью скользнул в машину.
Голова просто раскалывалась на части. Кен никак не мог открыть глаза. В темноте он казался в большей безопасности. Кен попытался определить, что у него болит, казалось, что все тело, что не осталась ни единого живого места, как будто все ныло в единый голос. Он застонал и разлепил веки. Странно, но тусклый свет резанул глаза, словно слепящее солнце. Тело затекло от неудобной позы, в которой он находился, сидя на коленях на какой-то кровати, упираясь в нее головой, руки заведены за спину и, судя по ощущениям, связаны. На нем были надеты только штаны, остальная одежда аккуратно висела на стуле у кровати. Ему казалось, что все выкрученные мышцы сведены судорогой, так как он не мог пошевелиться. В голове плавал туман. " Это какой-то наркотик", - отстранено подумал Кен. Даже мысли не хотели слушаться.
Он скосил глаза, пытаясь разглядеть то место, где находится. Небольшая комната, бедная, но чистая, похоже на какой-то мотель.
Кен никак не мог сообразить, что он здесь делает, как сюда попал. Ведь вроде он не должен тут находиться. В голове что-то возникало, какой-то ответ, но тут же ускользал, и Кен никак не мог уловить его.
Дверь распахнулась с громким звуком и, громыхая тяжелыми башмаками, в комнату вошел... Фарфарелло! Ну конечно, псих из Шварц, тот, кто оглушил его. Это он притащил Кена сюда. Но зачем? Убить, пытать? От этого сумасшедшего всего можно ожидать. Леденящая волна ужаса ознобом охватила Кена, но он решительно сжал зубы и мысленно собрался. Что бы ни сделал с ним этот псих, он будет держаться до последнего, он не опозорится.
Фарфарелло подошел к кровати и внимательно смотрел на Кена. Взгляд его был странным, но спокойным, в нем не светились искры безумия, и было не похоже, что он собирается наброситься на Кена и растерзать его.
-Как ты себя чувствуешь? - спросил он, медленно растягивая слова, по его чуть застывшему взгляду Кену показалось, что ирландец пьян или под наркотиком.
Фарфарелло тронул руку Кена, тот дернулся, хотя и не почувствовал прикосновения, но заметил, что его плечо перевязано бинтом. Он не помнил, что был ранен, но возможно это произошло из-за взрыва, а он просто не заметил. Но... неужели этот тип позаботился о нем и перевязал его раны? Для чего? Чтобы нанести новые?
-Хочешь посмотреть, что я тебе сделал? - с улыбкой спросил Фарфарелло, погладив забинтованное плечо, - уверен, что тебе понравится.
У Кена мурашки побежали от этих слов по всему телу. Смутно он отметил, что это хорошо, к нему возвращается чувствительность. Он даже смог немного разогнуться и оторвать голову от матраса, но все еще не мог выпрямиться, в этой скрюченной позе он чувствовал себя ужасно уязвимым перед своим врагом.
Фарфарелло зачем-то принес небольшой зеркало и положил его на кровати рядом с Кеном. Потом достал из-за пояса нож с гладким и острым, но не очень большим лезвием. Кен внутренне содрогнулся, но вида не подал, когда этот нож приблизился к его плечу. Виртуозно, даже не коснувшись его кожи лезвием, Фарфарелло распорол все бинты. Кен заметил на них подсохшие следы крови.
-Вот смотри, - довольно произнес Фарфарелло, поднося зеркало к лицу Кена так, чтобы тот видел в нем плечо сзади.
Кен ожидал увидеть там какую-то страшную рану, хотя боли почти не чувствовал, лишь зуд и покалывание, но то, что он увидел, изумило его настолько, что он проявил усилие и повернул голову назад, чтобы убедиться своими глазами... Да. Сзади на плече у него была выбита свежая татуировка...
-Два креста, - сказал Фарфарелло, довольный произведенным эффектом, - нравится? Смотри, такая, как у меня.
Он распахнул свой кожаный с ремешками жилет, обнажаю бледную грудь с гладкими сильными мускулами. Помимо старых и свежих шрамом на груди с левой стороны сияла свежая татуировка, точно такая же, как у Кена - два креста, белый и перевернутый черный, едва накладывающийся на другой.
-Здорово, правда? - улыбнулся Фарф, - я сам придумал рисунок и сам сделал татуировки и себе, и тебе. Белый и черный крест - как мы...
Кен просто не мог прийти в себя от потрясения. Этот идиот его пометил? Что это значит?
-Ты псих... - с ненавистью выдавил из себя Кен, он попытался пошевелить руками, они были крепко связаны.
Фарфарелло улыбнулся, словно не замечая недовольства Кена. Он сел на кровать, позади Хидаки и погладил по спине, потом по плечу, как раз там, где была татуировка. Кен вздрогнул, это прикосновение он почувствовал. Теплые, сухие, грубоватые пальцы, но касались они его осторожно, даже нежно.
-Чего тебе нужно? - хрипло произнес Кен.
Он замер, ожидая какого-то подвоха. Нет, он не боялся ничего, ведь он был убийцей. Но ведь сейчас совсем другое дело, когда он во власти какого-то психа и совершенно не знает, что от того ожидать.
Фарфарелло улыбнулся.
-Ты, - ответил он Кену и прижался губами к изогнутой шее.
-Что? Нет, - испугался Кен.
Он изворачивался, когда теплый язык щекотал волоски на затылке. Само по себе это прикосновение не было неприятным... Но - ведь это был враг, это был псих и маньяк Фарфарелло, который судя по всему хотел его изнасиловать...
"О нет, только не это... Айя", - отчаянно позвал про себя Кен. Он так хотел, чтобы это был Айя. Но Айи здесь не было.
Все еще в некотором оцепенении он чувствовал, как Фарфарелло гладит его по спине, лопаткам, позвоночнику кончиками пальцев, ласкает языком, прижимается щекой к коже. Кену чувствовал себя так странно, он был беспомощен, он не мог двигаться, словно оцепенел, и не только от наркотиков, но и от безнадежности своего положения - он не смог бы справиться с Фарфарелло. Но между тем он ощущал каждый легчайший контакт, каждое прикосновение к коже. Но что больше всего поразило Кена, приведя его в состоянии ступора, это нежность. Нежность, который он никогда не знал; тепло, которого он всегда хотел; ласка, которая нравилась его телу...
Кен был покорным, когда обнаженной грудью Фарфарелло лег на его спину, обнял его всего и взял разом, единым движением, легко и быстро, почти без боли, как-то мягко, с чувством. Кен просто лежал под ним с открытыми глазами, прижимаясь щекой к матрасу, его рот был открыт, он тяжело дышал, тело сотрясалось от каждого упругого толчка. Все это было как во сне, словно его разум отделился от тела. Тело было там, на постели. Оно не сопротивлялось, оно поддавалось. А разум был где-то далеко, но смотрел на происходящее как будто через толстое волнистое стекло, и все казалось размытым и нереальным.
"Это происходит не со мной", - все время твердил себе Кен.
Фарфарелло не давал ему передышки в этой странной сексуально лихорадке, кончив, он начинал снова и снова, как будто в нем открылся неизведанный источник жажды. Он все никак не мог насладиться, напоить свое тело Кеном, ему хотелось больше и больше, он содрогался в бесчисленном оргазме. И Кен потерял им счет. Нет, он не кончал, но его тело кончало почти столько же раз, сколько Фарфарелло. Да, это был не он, а его тело, это просто не мог быть он, кто поглощал всю это нежную страсть, и это даже не мог быть Фарфарелло, кто дарил ему такое чувство. Разве мог быть Фарфарелло нежным, разве он мог получить удовлетворение, не пролив ни капельки крови?
Кен уже не помнил, в какой раз Фарфарелло овладевал им, но на этот раз он перевернул его на спину и поднял руки над головой Кена, привязав их к спинке кровати - он все же боялся, что Кен может убежать.
-Почему... ты... это... делаешь?... - с каждым ритмичным толчком выдыхал Кен.
Фарфарелло посмотрел в его глаза. Его лицо покрылось потом, сейчас оно казалось почти красивым, чувственность преобразило его, кровавая жажда ушла из взгляда, уступив место ласке, приоткрытые губы обрели нежные очертания. Фарфарелло прижался ко рту Кена, порывисто целуя его, Кен неумело ответил, как будто против воли, но тут же задохнувшись от слабости, от пронзившего его удовольствия, он закрыл глаза, чувствуя, что они наполняются слезами. Нет, так не должно быть... Это то, чего он всегда хотел, о чем мечтал... И вот оно, осквернено, опорочено захвачено врагом. Это не должен быть Фарфарелло, это должен быть Айя... неужели его мечта так легко могла быть разбита? Он не хотел этого удовольствия от Фарфарелло...
-Ты мой, - сказал вдруг Фарфарелло, когда оторвался от сладких губ Кена, - мой, я сделал тебя своим, я тебя пометил. И ты станешь моим скоро, не только телом, но и душой. Запомни, Кен...
Кен только изумленно покачал головой. Фарфарелло псих, и он зачем-то понадобился этому психу, и этому психу зачем-то понадобилось быть с ним нежным. Это все какая-то игра. Жестокая, извращенная игра, не иначе.
С этими мыслями Кен заснул, усталость взяла свое - он был утомлен и физически, и морально, даже неудобно заведенные над головой руки уже не причиняли неудобств.
Кен проснулся от того, что всю комнату заливало солнце. Вчера окно, кажется, закрывали тяжелые плотные шторы, но сейчас оно было распахнуто, и в комнату вливался теплый желтый свет. Кен поневоле улыбнулся, эта теплота согрела его. Просто грех хмуриться, если светит такое солнце. Потом он понял, что ему хорошо и от того, что ему удобно и мягко лежать в постели, его руки не были связаны больше. Кен резко сел и обернулся - Фарфарелло в комнате не было. А он развязан, и тело больше не чувствуется скованным и чужим, наоборот, после сна он ощутил себя бодрым и полным сил, ничего как будто бы и не напоминало о вчерашнем происшествии кроме татуировки на плече.
Мгновенно одевшись, Кен скользнул к двери. Фарфарелло даже оставил ему перчатку с когтями. Кен ничего не понимал, но не стал думать над этим. Дверь была открыта, в коридоре было пусто. Да, это действительно был коридор какого-то мотеля. Никто не помешал Кену уйти, только консьерж внизу лениво скользнул по нему взглядом, но ничего не сказал - очевидно, что ему не нужно было платить за комнату.
Мотель располагался не где-нибудь у черта на куличках, а в районе, который Кен отлично знал - рукой подать до "Конеко".
"Фарфарелло обо всем позаботился", - как-то бездумно отметил про себя Кен.
Он бодро зашагал по тротуару. День и вправду выдался отличным, солнце ласковым, и настроение невольно поднималось.
Айя едва поднял голову от прилавка, равнодушно скользнув взглядом по Кену, который вошел в цветочный магазин.
-Всем привет, - растерянно улыбнулся Хидака.
Оми бросился к нему и радостно обнял.
-Кен, ты жив! Как я рад.
Йоджи тоже обрадовано хлопнул его по плечу.
-Рады, что ты выкарабкался, мы уж думали, тебе конец...
Кен рассеяно слушал их, глядя на Айю. Тот поднял глаза и уперся тяжелым взглядом в лицо Кена. От этого стало не хорошо, но Кен не отвел взгляд. Сейчас вдруг его как никогда наполнила решимость завоевать Айю. Может это звучит и странно, но Фарфарелло даже в чем-то ему помог, он не причинил ему вреда, зато многому научил за эту ночь. По крайней мере, Кен чувствовал себя раскованно, что-то узнав о своем теле. Если Айе нужен секс, он сможет это дать ему.
-Ты же этого хотел? - раздавался в ушах холодный голос Айи.
Тот уже как два часа ушел, но Кен не мог заснуть, и эхо голоса Айи звенело в ушах.
Ему было больно, по настоящему больно, и физически, и в душе.
Айя пришел к нему этой ночью. Он как будто принял чувственный сигнал, который послал ему Кен, появившись утром в магазине. Весь день все шло как обычно, и Айя относился к Кену как и прежде. Но вечером, когда Кен вышел из ванны, на его постели сидел Айя. Боже, таким прекрасным Кен его еще никогда не видел. На Айе были надеты только черные джинсы. Алые пряди касались точеных плеч и только подчеркивали жесткий рисунок красивого лица. В суженных глазах, горевших ярким фиолетовым огнем, читалась решимость. Кен не успел даже хоть чуть-чуть прийти в себя от потрясения, как понял, зачем пришел Айя, понял и то, что Айя прочитал тот его взгляд, послание, которое Кен ненамеренно отправил ему.
-Зачем ты здесь? - тихо спросил Кен, все еще не веря своему счастью.
-Затем, чего ты так долго от меня добивался, - холодно проронил Айя.
Кен кивнул. На негнущихся ногах он приблизился к постели.
На что он надеялся, на поцелуй? Айя равнодушно кинул его на постель лицом вниз и одним точным движением спустил пижамные штаны Кена. Потом послышался звук расстегиваемой молнии... и... Кен только ошарашено открыл глаза, задохнувшись и вцепившись кулаками в покрывало. Боль вонзилась в его тело так глубоко, что на миг он потерял всякое ощущение происходящего, а потом чувствительность вернулась вместе с новой порцией боли. Ему даже казалось, что Айя вставил в него свою катану. Но нет, он чувствовал прикосновение кожи Айи, его руки, одна прижимала к постели его шею, другая царапала бедро, вздымая его навстречу порывистым точным движениям.
Нет, Айя не занимался с ним любовью, как он того хотел, Айя не занимался с ним сексом, Айя даже не трахал его - он владел Кеном, он доказывал свое господство, превосходство и силу. Только теперь Кен ясно понял, о чем говорил Йоджи. Боль была для Айи средством жить и что-то выразить. Он испытывал ее сам и болью он выражал отношение ко всему. Айя бы просто не смог делать это без боли. И она была здесь, она, вместе с Айей, овладевала Кеном. И теперь не было чувства, что разум и тело существуют отдельно, нет, они были слиты в один источник, в котором накапливалась эта боль. Словно по иронии воплотилось желание Кена - ведь он всегда хотел быть рядом с Айей, чтобы чувствовать тоже, что и он, впитать всю его боль, чтобы излечить. Но он не так себе все это представлял.
Когда Айя отбросил его от себя, Кен заплакал, просто слезы полились по щекам, а тело затряслось от всхлипов.
-Ты же этого хотел? - холодно сказал Айя, застегиваясь, - ты сам хотел, и я тебе это дал. Надеюсь, теперь ты доволен.
И он ушел.
Кен лежал, не смея пошевелиться. Была кровь, много крови, он чувствовал, и при каждом движении, хоть самом маленьком, она выливалась из открытой раны. Нужно просто полежать и все будет в порядке, утром все будет в порядке - убеждал он себя.
-Я сам этого хотел, - Кен убежденно повторил слова Айи, - я хотел перенять его боль, очистить его от нее, чтобы помочь Айю. Иначе нельзя. Но я уверен, что это поможет ему.
-Что это за ерунда? - только и спросил с равнодушием Айя, когда через три недели после их первой ночи обнаружил у Кена на плече странную татуировку.
Кен не был к этому готов, обычно он не представал перед Айей совсем обнаженным, тому это и не нужно было, поэтому Кен не знал, что сказать, но пока он подбирал слова, Айя уже хмыкнул равнодушно и потерял к этому интерес. Айе было все равно, да вот именно, так и было. Он приходил к Кену и каждый раз продолжал насиловать его. Нет, он не бил его, не был жесток в обычном понимании, с каждым разом физическая боль становилась меньше, и в конце концов Кен приучился переносить ее. Жестокость Айи заключалась именно в ледяном равнодушии и пренебрежении к партнеру. Ни о каких чувствах не могло быть и речи, он не испытывал к Кену даже негативных эмоций - злости, ненависти, отвращения... Ничего. Но всегда приходил и просто брал, просто доказывал свою силу, превосходство. А в принципе, если б Кен захотел, он бы мог все прекратить, лишь попросив Айю. Айе было все равно... Но Кен этого не делал. Он все еще на что-то надеялся. Он верил, что в итоге сможет пробудить в Айе ну хоть какое-нибудь чувство к себе, пусть даже отвращение.